Марцеллин и Иордан  охарактеризовали гуннов, как людей вспыльчивых, хитрых, алчных, жестоких, коварных, склонных к грабежу. «Их породили нечеловеческие существа. Под маской человека таится звериная жестокость». «Они превосходят в жестокости и коварстве все, что можно себе представить». Затем эти же выражения  повторил Матвей Парижский в описании монголов Чингисхана. Безусловно, эсхатологические черты связаны с нашествиями, и может быть поэтому в них отражаются видения Жоэля, который описывал этих людей,  как народ, который он доселе не знал, который выступил против его страны, после чего его земля оказалась в трауре.

Жоэль писал, что перед этим народом огонь все пожирает, и за ним все горит пламенем.  Конечно, здесь есть и правда, и вымысел,  справедливые суждения, иной раз непонятные, иной раз специально драматизированные, но есть и верные комментарии, которые вошли в обиход. На самом деле, что мог думать рафинированный римлянин эпохи декаданса о людях, которые, из-за уважения к воде, и   чтобы ее не осквернить, не мылись и не чистили свою одежду и вещи,  как минимум, не приняв заранее каких-либо мер предосторожности. Однако, однозначно, их вторжения, сопровождавшиеся резней,  отличались свирепостью. Они наводили ужас, распускали жуткие легенды, чтобы посеять всеобщий страх.

Они уничтожали всех безо всякой жалости, при этом их нервы должны были быть железными, чтобы так хладнокровно проливать чужую кровь. Они придерживались принципа, что лучше убить, чем погибнуть, и что их жизнь находится в прямой зависимости от смерти других. Они знали законы природы, живя в ее лоне, и усвоили, что жизнь зарождается из смерти, и что она не продолжается вечно, поскольку есть пожираемые и пожиратели. Да, можно сказать, что они почти не боялись смерти, и предпочитали умереть на поле битвы, чем в постели. Они говорили, что смерть это «необходимость». Однако, эти люди по отношению к своим близким родственникам  проявляли чувства, которые отличались глубокой человечностью.